Голодный город - Страница 15

Благодаря железным дорогам тысячи акров прежде недоступных земель были впервые включены в производство продовольствия и начали работать с такой эффективностью, о которой Артур Юнг мог только мечтать. Американские прерии осваивались не крестьянами, закрепощенными феодалом или обязанными кормить окрестное население. Туда пришли коммерческие предприятия, и их храмами стали гигантские элеваторы, с которых зерно перегружали на корабли, доставлявшие его на заморские рынки. В 1870-е в Европу нескончаемым потоком полилась дешевая пшеница, что вызвало в сельском хозяйстве Старого Света депрессию, от которой оно так полностью и не оправилось. Особенно пострадала английская деревня: к тому времени больше половины населения страны жило в городах, продовольствие было в дефиците, и обеспечение им городских бедняков было для правительства более важной задачей, чем поддержка отечественного производителя. Большинство европейских государств ввело импортные тарифы на ввоз американского зерна (Бисмарк, в частности, втрое повысил германские пошлины, чтобы защитить влиятельный класс землевладельцев-юнкеров), но Британия выбрала другой путь. Отказавшись от протекционистской политики в момент отмены «Хлебных законов» в 1846 году, она снова предпочла получить краткосрочный «болевой шок» от быстрых аграрных преобразований, вместо того чтобы попытаться оттянуть неизбежное.

Зерно было не единственным дешевым продуктом питания, который могла предложить Америка. Из-за высокой стоимости и трудности откорма скота мясо в прошлом было деликатесом, но теперь, когда корма выращивались в изобилии, появилась возможность разводить животных прямо в стойлах, а потом надежно консервировать туши с помощью смеси зерна и соли. К началу XIX века американский город Цинциннати стал центром формирующейся мясной промышленности: тысячи свиных туш обрабатывались там перед отправкой на восточное побережье вверх по реке Огайо. Переработка происходила в специально построенных бойнях, где на едином конвейере забивали свиней, разделывали туши, а затем мясо солили и упаковывали в бочки. В этом процессе не было места сентиментальности: животных приковывали за задние ноги к колесу и волоком тащили вперед, чтобы затем поднять в воздух и без какого-либо наркоза перерезать глотку. При всей своей жестокости такая механизированная переработка несомненно была эффективна: к 1848 году Цинциннати (заслуживший прозвище «Сви-нополис») стал столицей мировой мясной промышленности — в год там обрабатывалось до полумиллиона свиных туш. Положение города казалось незыблемым, но появление железных дорог моментально свело к нулю его стратегическое преимущество. Цинциннати был вынужден уступить пальму первенства Чикаго, чьи знаменитые «Объединенные бойни» вывели процесс переработки мяса на совершенно новый уровень. Это был настоящий город в городе площадью около 3 квадратных километров с 75 ооо рабочих, собственным электро- и водоснабжением, банком, гостиницей и даже газетой под названием «Листок гуртовщика». The Chicago Tribune называла «Бойни» «восьмым чудом света» (скорее девятым, ведь канал Эри уже был построен). Так или иначе, это было весьма масштабное предприятие. В 1872 году там было забито до з миллионов голов крупного рогатого скота, свиней и овец, а к 1905 году эта цифра возросла до 17 миллионов.

Если древние города возникли благодаря зерну, то города индустриальной эпохи породило мясо. Из-за своих высоких нагрузок фабричные рабочие нуждались в более калорийной пище, а потому на обед они предпочитали есть мясо. В Британии в 1870-1890 годах потребление мяса выросло втрое, в основном за счет импорта. Промышленная переработка мяса впервые сделала его общедоступным продуктом, тем самым определив современную структуру питания горожан, а также задав курс на повышение эффективности за счет увеличения масштаба, которое было необходимо для удовлетворения их аппетита. При этом на промышленные методы производства продовольствия перешла не только Америка. Две европейские страны—Дания и Нидерланды — осознали, что приток дешевого американского зерна несет с собой новые возможности. Они начали строить промышленные фермы для интенсивного выращивания свиней и кур на импортных кормах, а готовую продукцию в виде бекона и яиц сбывали в Британию — чем, собственно, занимаются и сегодня.

Впервые в истории у городов появился надежный источник снабжения дешевым продовольствием. Цены на него резко упали, а уровень жизни городской бедноты, наоборот, необычайно повысился. И что же, горожане завалили мясников из Нового Света благодарственными одами? Ничуть не бывало. По понятным причинам люди предпочитали восхищаться чудесами инженерной мысли, а не методами промышленной переработки свиного сала, хотя последние оказали ничуть не меньшее воздействие на их уровень жизни. Индустриализация дала человеку дешевую пищу, но она же разверзла непреодолимую пропасть между кормильцами и едоками. В результате горожан теперь могла заинтересовать только одна разновидность природы — дикая. Руссо действительно опередил свое время.

НАЗАД В ЛЕСА

К середине XIX века города, некогда восхваляемые как воплощения красоты, превратились в покрытые смогом образчики ада на земле. Некоторые писатели, например, Диккенс, Гюго и Золя, стали летописцами деградации городов в период индустриализации; другие, идя по стопам Руссо, предлагали покинуть их и открыть заново жизнь на природе. В этом ряду видное место занимает американский «протоэколог» Генри Дэвид Торо, проживший два года в простой хижине посреди массачусетских лесов и описавший свои впечатления в книге «Уолден, или Жизнь в лесу», вышедшей в 1854 году. Ее лейтмотивом стал призыв махнуть рукой на все хитросплетения городской жизни и вернуться в лоно природы. Торо пытался убедить читателей личным примером, подробно рассказывая о небогатых событиями днях, что он проводил, обрабатывая засеянный фасолью огород, слушая птиц и купаясь в давшем название книге Уолденском пруду. Параллельно автор рассуждал о недостатках покинутого им цивилизованного общества: «Мы растрачиваем нашу жизнь на мелочи... Простота, простота, простота! Сведите свои дела к двум-трем, а не сотням и тысячам».