Голодный город - Страница 114

114

Строительство первого «города-сада» в Летчворте началось в 1903 году по проекту архитекторов Барри Паркера и Рэймонда Анвина, входивших в Движение искусств и ремесел*. Но хотя Летчворт стал архитектурным воплощением концепции Говарда, земельная реформа и масштабные социальные преобразования, лежавшие в ее основе, так и не случились. Несмотря на предварительные договоренности со спонсорами, Летчворт с первых шагов страдал от недостатка средств — привлечь новых инвесторов да и будущих жильцов оказалось непросто. Совет директоров вскоре исключил Говарда из своего состава и отказался от планируемой передачи активов муниципалитету, а жители вместо предполагаемой дружбы и совместного приготовления общих обедов держались каждый сам по себе и ездили работать на близлежащую фабрику по изготовлению корсетов. Летчворт вовсе не стал реализацией идей Говарда, а лишь подтвердил то, что всегда понимали Мор и Маркс. В создании человеческих сообществ идеальной формулы не существует; бесполезно пытаться построить «хорошую городскую среду», которая заработает, стоит добавить туда людей.

* Основанное Уильямом Моррисом. — Примем, ред.

Паркер и Анвин еще только прорабатывали изысканные детали кирпичных орнаментов для Летчворта, а машинный век уже готовился объявить их проекты в духе Движения искусств и ремесел позавчерашним днем. Подобно тому, как железные дороги освободили города от пут географии, автомобили и аэропланы возвещали начало эпохи модернизма, создавая, казалось бы, безграничные возможности для человеческого расселения. Символом нового видения стал проект Ville Contemporaine, «Современного города», разработанный Ле Корбюзье в 1922 году. Его высоченные небоскребы и ленты многоквартирных домов в окружении просторного парка представляли собой, как и все предыдущие утопии, попытку совместить город и деревню. Новостью тут было то, что за город и что за деревню имел в виду автор.

Подобно Maison Citrohan, — созданному Ле Корбюзье прототипу «машины для жилья» — его Ville Contemporaine был нацелен на то, чтобы поместить человека внутрь отвлеченного представления о природе. Солнце и воздух, простор и зелень — все это было, по мнению архитектора, необходимо современному человеку для счастья; взаимодействие с «другой» природой — почвой, землей, сельскохозяйственными угодьями — он считал необязательным. Как и «город-сад» Говарда Ville Contemporaine Ле Корбюзье был полон общественных парков и мест отдыха, что стало возможным благодаря высотным зданиям («башням-кристаллам, вздымающимся выше любой вершины на земле»), высвободившим пространство внизу, и вынесению транспортных потоков из жилых массивов. Хотя Ле Корбюзье, уступая нуждам горожан победнее, и запланировал огородные товарищества во внешней, садовой зоне своего города, в рамках общего архитектурного замысла люди будущего должны были держать в руках скорее теннисные ракетки, чем лопаты. Позднее он несколько изменил свое мнение, и в созданном им в 1935 году плане Ville Radieuse, «Лучезарного города», уже предусматривались

коллективные земледельческие хозяйства («лучезарные фермы»), расположенные между полосами городской застройки. Тем не менее по-настоящему влиятельной оказалась именно его первоначальная концепция — сочетание домов-башен с несъедобной зеленью.

Сегодня нам нетрудно ставить под сомнение работоспособность этой стерильной городской среды, ее способность порождать у жителей ощущение общности, привязанности к месту, своеобразия, не говоря уже о способах снабжения такого мегаполиса продовольствием. Но в то время эти вопросы никому не приходили в голову. Ле Корбюзье был утопистом нового типа, способным не только выдумать город-мечту, но и успешно его разрекламировать, спроектировать и построить. Он был архитектором, и, как почти все его коллеги в ту эпоху, он был уверен, что у него достанет и воображения, и умения, чтобы спасти мир средствами своей профессии. Именно в таких, как он, утопизм наконец совместился с реальностью.

В Европе, где всегда существовала проблема дефицита свободных земель, «башни-кристаллы» Ле Корбюзье обещали хотя бы некую пространственную выгоду. Но для американского архитектора Фрэнка Ллойда Райта неограниченная свобода передвижения сулила другую перспективу— вернуть человека к его «естественной горизонтальности». Райт (как и Ле Корбюзье, он был несомненным гением в проектировании отдельных зданий) провел последние 30 лет жизни, оттачивая свой проект «Города широких просторов». По сути, это был план демонтажа американской городской цивилизации и превращения всей страны от моря до моря в лоскутное одеяло семейных хуторов с просторными «юсонскими домами» (свой горизонтальный рай зодчий предпочитал называть «Юсонией», от аббревиатуры US). В возвращении к земле Райт видел способ, благодаря которому юсонцы — «лучшие из лучших, храбрейшие из храбрых» — вновь обретут свою подлинную натуру. «Из всех движущих сил, работающих на освобождение горожанина, — писал он, — самой важной следует считать постепенное пробуждение первобытных инстинктов земледельца».

Впервые этот проект был обнародован в 1932 году в книге «Исчезающий город», но в окончательной форме Райт представил его под заголовком «Живой город» в 1958-м. Эта публикация была проиллюстрирована макетом размером 3,5 на 3,5 метра, показывающим, как должен выглядеть сегмент такой застройки площадью в ю квадратных километров. Участки по 40 соток планировалось соединить друг с другом сетью обсаженных живыми изгородями автодорог, от которых не будет ни шума, ни запаха, поскольку все транспортные средства должны работать на электричестве. Хотя часть продовольствия юсонцы могли выращивать сами, им на помощь должны были прийти фермеры-профессионалы, «ежечасно доставляющие свежие продукты» на придорожные рынки — гигантские пирамидальные сооружения, играющие роль экономических, культурных и общественных центров. Как и положено настоящему утописту-созидателю, Райт был убежден, что время для реализации его плана вот-вот наступит. Он писал: «Все это раздутое коммерческое предприятие, что мы называем городом, вот-вот заглохнет само собой. Час расплаты уже не за горами». После этого «ковер широких просторов» можно будет развернуть одним махом, и человек вернется к земле, на свой «подлинный путь к свободе»: «В любом уголке Америки наше наследие состоит в этом теплом биении жизни. Нация получит полную свободу пользоваться своими бескрайними лесами, холмами, полями, лужайками, реками, горами и продуваемыми ветром просторами великих равнин, поставленными на службу мужчинам и женщинам во имя человечества... В этом, на мой взгляд, заключается та настоящая услуга, которую страна ждет от своих архитекторов».

114